С одной стороны, Борису Разинскому крупно не повезло: великолепнейший вратарь, он всю свою спортивную карьеру оставался в тени Льва Яшина. С другой — грех на судьбу жаловаться. Как-никак заслуженный мастер спорта, в составе сборной СССР выиграл Олимпийские игры 1956 года в Мельбурне. На приеме у Никиты Сергеевича Хрущева побывал — тоже не комар чихнул. Что же больше было в жизни Бориса Разинского — везения или невезения, удач или неудач? Об этом мы беседовали с вратарем сборной России во время недавнего турнира ветеранов памяти Эдуарда Стрельцова.
— Борис, в первом матче — против «Зенита» — вас выпустили на поле на последней минуте. Не обидно ли?
— Будь я молодым, непременно обиделся бы. А мне уже 65. Допускаю опасения тренеров — а вдруг меня Кондратий хватит?
— Но во второй встрече — с «Нефтчи», — видимо, все опасения отпали. Вы отыграли полностью второй тайм и, смею высказать своё непросвещённое мнение, вратарскую работу выполняли исправно. И всё-таки опять же на последней минуте пропустили гол.
— Это защитники сознательно, специально пустили соперников в штрафную площадь: счёт был неприлично крупный в нашу пользу. Меня расстреливали в упор.
— Борис... Впрочем, ловлю себя на мысли, что беседую с взрослым, седовласым человеком, с которым лично только что познакомились, и обращаюсь к нему запанибрата, по имени. Как-то неловко себя чувствую. Но, сами понимаете, вашего отчества я никогда не знал и не знаю.
— Меня зовут Борис Давидович.
— Однако...
— Знаю, знаю, о чем вы спросите. Да, я наполовину еврей.
— Не припомню в нашем футболе даже половинчатого представителя этой национальности.
— А среди военных лётчиков вы кого-нибудь знаете? Так вот, мой отец Давид Михайлович Разинский был полковником авиации. Профессия отца и предопределила во многом кочевую жизнь нашей семьи.
— И где же вы начали играть в футбол?
— Название этого поселка в Новосибирской области никак не вяжется с нашей игрой, но вполне гармонирует с состоянием наших весенних полей — Болотное. Во время войны мы там были в эвакуации. Это было чисто мальчишеское знакомство с футболом.
— А когда и где начались дела посерьёзнее?
— Вскоре после войны в Туле, куда направили отца. Если, конечно, можно считать серьёзным выступление за детскую команду общества «Пищевик».
— Ну уж потом-то, наверное, была Москва и звёздный час Бориса Разинского?
— Ничего подобного. В моей, так сказать, географической биографии значится еще один пункт — Выползово.
— Ничего себе названьице.
— Это на границе по-нынешнему Тверской и Новгородской областей. Там тоже был гарнизон, тоже играли в футбол, в том числе и я. Там закончил 10 классов.
— И куда же вы «выползли»?
— На этот раз уже в Москву. Приехал сдавать экзамены в инфизкульт. Это был август 1951 года.
— Поступили?
— Поступил.
— И оказались в ЦСКА, простите, в ЦДКА?
— В один день.
— Что вы мне сказки-то рассказываете? Это для кино. Чудес не бывает.
— А вот и бывают. Я не замедлил пойти на тренировку армейской команды. Как обычно, толпа пацанов стояла за воротами, подавала мячи. А когда Владимир Никаноров и Виктор Чанов ушли с поля, мы заняли их место. Я удачно отразил один удар, второй... Мне сказали: «Завтра приходи на тренировку».
— Опять не верю. Кто бил?
— По очереди Федотов, Бобров, Гринин, Демин...
— Снова сомневаюсь. В моей мальчишеской жизни был аналогичный эпизод. Мы также стали за воротами. Бил Александр Пономарёв, но промахнулся, и мяч угодил одному из моих сверстников в голову. Так у того чуть башка не отлетела. У вас же после ударов таких бомбардиров руки должны были отсохнуть.
— Может быть, у меня особые, вратарские руки. Но, скорее всего наши корифеи били не изо всех сил.
— И чтоб развеять последние подозрения и утвердить веру в чудеса: кто вас пригласил?
— Борис Андреевич Аркадьев.
— Итак, ЦСКА. Но какое-то время вы выступали и за «Спартак».
— Это известная история. ЦСКА после Олимпиады в Хельсинки расформировали. Два года вместе с другими партнерами я не без удовольствия поиграл за «Спартак». Потом вернулся в возобновлённый армейский клуб.
— На очереди были уже следующие игры — в Мельбурне. Как там складывались ваши дела?
— В Австралии я провёл всего один матч. С Яшиным тягаться невозможно.
— Как бы то ни было, но вы олимпийский чемпион. Объясните, мне, пожалуйста, такую тонкость: в чем разница между олимпийским чемпионом и обладателем олимпийской медали?
— В Мельбурне звание присвоили всем, а медали вручили только участникам финального матча. Без неё остался и я, и, к слову сказать, Эдуард Стрельцов, в чью честь разыгрывается этот турнир.
— Ещё к слову, выскажите своё, личное мнение об этом футболисте.
— Прежде всего, я присоединюсь ко всем добрым словам, сказанным о нем как просто о человеке. Мы играли в разных клубах, у нас были противоположные амплуа. Я кожей почувствовал, насколько велик Стрельцов, когда мы в течение 10 лет выступали сдвоенным центром за команду ветеранов. Эдик и индивидуально многое мог. Но каково чутьё, чувство партнера! Стоит чуть открыться, как в ту же секунду следует пас, да такой, что мяч обрабатывать не надо.
— Ваши воспоминания подвигли и меня на то, чтобы заглянуть в прошлое. Вы помните стадион «Сталинец»? Позже он назывался «Шахтёр», «Торпедо», ныне «Локомотив».
— Конечно, помню. На всех этих стадионах в одном лице мне приходилось играть.
— И тренироваться. Теперь о том, чего вы не можете помнить, потому что не знаете. Это сейчас, когда нам за 60, мы вроде бы ровесники. А в юности, когда одному, скажем, 18, а другому, 14, — это большая разница.
Так вот на «Сталинце» шла тренировка. Разинскому били из-за штрафной площади, из пределов её, с 11 метров, с пяти. Всё брал. Может быть, в тот вечер на вас снизошло какое-то вдохновение. Мы, мальчишки, разинули рты. После первой половины тренировки вратарь пошел играть... в нападении. Наши рты раскрылись ещё шире.
Позже мы пользовались слухами, ходившими по Москве: «На „Машиностроителе“ — футбол на снегу. Говорят, Разинский в поле играть будет». И мы ехали на Селезнёвку, где расположен стадион, чтобы посмотреть на Разинского.
Весь этот пространный исторический экскурс я предпринял вовсе не для того, чтобы расточать комплименты в ваш адрес — вы мне не невеста. Просто подвел разговор к неизбежному вопросу: «Кто вы, Борис Разинский? Вратарь или форвард?»
— И то и другое.
— А что больше по душе?
— Как известно, нападающий забивает, а вратарю забивают. Выходит, в атаке приятнее.
— Тогда, может, в вас умер второй Стрельцов?
— Ну это исключено. Вообще же я своей спортивной судьбой доволен.
— А после спортивной?
— Тут-то и начались сложности. Долго не мог найти работу.
— Помилуйте. Во-первых, в те годы безработицы у нас не было. Во-вторых, у вас же высшее образование.
— У меня два высших. Я еще высшую школу тренеров окончил.
— С вашим богатым спортивным опытом, с вашим высоким авторитетом — и остаться без работы. Нонсенс.
— Тем не менее, так случилось. Имеется в виду работа по специальности. Я, например, предлагаю заниматься с вратарями в той или иной команде. А мне в ответ ёрнически замечают: «Тогда нужен специальный тренер и для правого защитника, и для центрального нападающего — всего 11». Ну, как всем объяснишь, что вратарь — фигура особая.
— Как бы ни складывались обстоятельства, но жить-то на что-то надо. Чем пришлось заниматься?
— Немного послужил на бензоколонке, потом четыре года крутил баранку такси.
— И как чувствовали себя в этой роли?
— Нормально. Вкалывал, как все таксисты, у которых жизнь не такая уж сладкая, как может показаться. Чтобы заработать на прокорм, надо трудиться в поте лица.
— А вам на прокорм хватало?
— Хватало.
— И чаевые брали?
— Не я чаевые брал, а иные пассажиры сдачу не брали.
— И всё-таки неужто в столь критической ситуации не было возможности обратиться за помощью к каким-нибудь высоким начальникам, например по армейской линии? Говоря не очень серьёзно, а вернее, очень несерьёзно, вы ведь и с Хрущевым были на дружеской ноге.
— Возможности были. Желания не было. А Никита Сергеевич однажды мне косвенно помог. Работников нашего автокомбината обвинили в финансовых махинациях. Под подозрение попал и я. Нагрянули молодцы из «компетентных органов». Перетрясли весь дом. Потом один из непрошеных гостей увидел мою фотографию, где я изображён на приёме в Кремле, и они тихо-тихо ретировались. Дело тогда закрыли, поскольку никакого дела и не было.
— Но таксистская жизнь не могла продолжаться до бесконечности. Вы вернулись в футбол?
— А куда я денусь?
— В каком качестве?
— В качестве ветерана. Каковым и остаюсь по сей день. Вот летим на игры в Иркутск.
— Это даёт вам средства к существованию?
— Конечно.
— К вопросу о материальной заинтересованности. Не так давно гостем телевизионной программы «Ночное времечко» был Олег Романцев. Речь зашла о том, сколько зарабатывают футболисты. Олег Иванович, разумеется, не стал заглядывать в чей-либо карман. Но ведущий был настойчив. Короче, сошлись на том, что около ста тысяч долларов в год. Кто-то чуть больше, кто-то чуть меньше. Вы-то за что играли?
— Естественно, нам такие деньжищи и не снились. Мы играли за зарплату, обеспечивающую минимально пристойную жизнь. Были ещё премиальные. Они зависели от числа зрителей. К счастью, на наших матчах и в Лужниках, и на «Динамо» народу хватало. Вообще же моё поколение о деньгах и не помышляло, тем более их не требовало. Мы боролись за честь клуба, флага, страны, что само по себе не так уж плохо.
— О «мерседесах» не думали.
— Какие там «мерседесы». Помнится, на премию за выигрыш Олимпиады мы были в состоянии купить «Москвич» самого первого выпуска. Стоил он всего 7 тысяч старыми-престарыми деньгами.
— Стало быть, старость вы не обеспечили. Удаётся ли обеспечивать семью?
— Конечно. Иначе какой же я мужик. Мой сын уже взрослый человек, он судья республиканской категории. Дочь еще школьница, ей 14 лет.
— Стало быть, когда она появилась на свет, вам стукнул 51. Не слабо.
— Я свои годы не считаю. Французы говорят, что женщине столько лет, насколько она выглядит. Мне же столько, на сколько я себя чувствую.
— Вернёмся от личной темы к футбольной. В чём особенности, достоинства нашей школы вратарей?
— А где она, эта школа? Была когда-то, да закончилась на Ринате Дасаеве. Утеряны стиль, манера. Я с удивлением смотрю на действия нынешних вратарей, на их технику, на то, как они ловят мяч, на скверную координацию движений. Вы затронули больной для меня вопрос. Вскользь мы его уже касались. Готов повторить: кроме командных тренировок вратарям нужна особая индивидуальная работа. Вроде бы никто с этим не спорит, но никто ничего и не делает. «Спартак» как будто спохватился — Юрия Дарвина пригласил.
— В зарубежных командах практика, за которую вы ратуете, существует?
— Конечно. Мы же до чего дошли: еженедельник «Футбол» публикует «Уроки Питера Шилтона». Да кто такой Шилтон. Может, для Англии он хорош. А у нас таких, как он, в своё время десятками можно было считать.
— А вы не погорячились?
— Думаю, что нет. Просто высказал то, что наболело.
Алексей Патрикеев, "Футбол от «Спорт-Экспресса», №59'1997
